Автор: Lina_pbl
В тексте имеется нецензурная брань и сцены жестокого насилия. Не рекомендуем читать несовершеннолетним и беременным.

Моя мать была самым добрым и кротким человеком, которого я знал в своей жизни. Она дала мне все — лучшие игрушки и одежду, лучшее воспитание, возможность учиться в лучших школе и университете. Да, все. Кроме одного.

Она не могла дать мне любви.

Ребенком я не мог ничего понять и обижался. Подростком уходил из дома и срывался. А она терпела, прощала и принимала обратно. К моим шестнадцати мне надоело бунтовать, и мы жили как соседи, общаясь предельно вежливо на отвлеченные темы.

А на мое восемнадцатилетие я нашел ее тело, болтающееся в петле на кухне.

На похороны приехала ее сестра, моя тетя.Она мне все рассказала и отдала эту видеокассету с записью моего отца.

Когда моей матери было двадцать, ее похитили прямо у дома. Затолкали в тонированную наглухо машину без номеров. Ее искали всем городом. Мои дедушка и бабушка места себе не находили от горя. Но полицейские лишь разводили руками, мама словно сквозь землю провалилась, никаких зацепок. Тетя, правда, добавила, что следователь, который вел мамино дело, думал, что она сама сбежала и скоро вернется.

Что ж, он был прав в одном — она вернулась. Через полтора года и со мной-младенцем на руках. Тощая, вся в синяках, тетя сказала, что мама была похожа на смерть. Ее сразу увезли в больницу вместе со мной. Я был полностью здоров, а вот у мамы были многочисленные травмы, переломы и ушибы внутренних органов. Но она никому не рассказывала, что с ней произошло. Она вообще первые два года ни с кем не говорила. Только баюкала меня колыбельной.

Потом все же отошла. И отдала эту кассету моей тете с просьбой передать ее мне, как только матери не станет. Тетя сказала, что отмахнулась тогда, а теперь поняла, мама спланировала все заранее.

Тетя сказала мне, что не смотрела эту кассету. И я ей верю. Иначе она бы не отдала ее мне.

Я посмотрел запись не сразу. Видеомагнитофоны уже лет пятнадцать как редкость, и надо было обойти комиссионки, чтобы найти хоть один. Мне было не до этого. Не смотря ни на что, я любил свою мать и ее уход сильно подкосил меня.

В общем, вернулся я к этой кассете года через два, когда решил переехать в другой город. Я снял квартиру, а в ней как раз остался от предыдущего жильца старый телевизор со встроенным магнитофоном. Я сразу вспомнил про кассету отца и достал ее. Лучше бы я этого не делал. Мне стоило оставить ее на прежней квартире, забыть, потерять, уничтожить.

Но я включил кассету.

Сначала на экране ничего не было, из динамиков раздавался белый шум. Потом в кадре появился какой-то подвал или что-то в этом роде: комната с бетонными стенами без окон. Свет был только от одного фонаря на полу. Я думал, что комната пуста, но потом заметил шевеление тени в углу. Свет фонаря навели туда, и я увидел свою мать, лежащую на странном подобии кровати.

Это было страшное, нет, жуткое зрелище. Она была обнажена, по всему телу складывался ужасный узор из синяков. Ее огромный живот на таком тощем теле смотрелся очень неестественно. Я догадался, она была беременна мной.

— Прошу, не надо, — раздался с записи ее слабый голос. Она зажмурила глаза и пыталась прикрыться, но ей не удавалось — ее руки были на привязи к стальным стержням, образующих каркас кровати.
— Не смей закрываться! Это видео для нашего сына, — голос был явно мужской, но технически искажен.

В мою мать полетело что-то темное и, наверняка, тяжелое. Отец неплохо прицелился — удар пришелся по бедру.

— А если бы ты попал в живот? — моя мама плакала.
— Если бы наш ребенок умер, то я бы и тебя убил, сука, — голос за кадром рассмеялся так жутко, что у меня пошли мурашки по всему телу.

Потом свет погас. Я думал, что видео закончилось, и потянулся к пульту выключить телевизор. Но внезапно на экране появилось его лицо — лицо монстра, лицо моего отца.

Я замер от шока и ужаса. Лицо, нет, харю “украшали” многочисленные шрамы. Один глаз явно был заменен на искусственный. Кончик носа был отрезан. Он облизал губы, и я увидел, что язык у него раздвоенный, как у змеи.

— Здравствуй, мой дорогой мальчик, — начал говорить он тем же странных механическим голосом, который был в начале записи. — Откуда я знаю, что ты мальчик? Все просто. Если эта сука родит мне девку, я убью их, и некому будет смотреть эту запись, — рожа усмехнулась в жутком оскале.

— Я пообещал этой суке, твоей матери, отпустить вас, как только ты родишься. Но с одним условием, что она обязательно даст посмотреть тебе эту кассету. К сожалению, мой образ жизни не очень подходит для воспитания детей, — снова жуткий механический смех.

— Но, — продолжал мой отец, — мне нужен наследник. Нужен продолжатель рода и дела. Поэтому очень кстати, что эта сука забеременела. Хотя я уже думал убить ее, как остальных. Да, мой мальчик, твоя мать — не первая. И не последняя. Ей скоро рожать, поэтому я не могу с ней играть. Пришлось схватить еще пару сучек. Но они не так хороши, как твоя мать, поэтому не надейся на братика или сестренку.

На заднем фоне раздались стоны. Мой отец обернулся, и я увидел, что на его бритом затылке выбита свастика.

— Заткнись, сука! — прорычал он. Но стоны не унимались. Отец выругался, повернулся к камере и выключил запись.

Через пару секунд картинка вновь появилась.
— Твоя мать, она рожает тебя прямо в эту секунду. Я должен принять тебя, а потом продолжу.
Запись снова выключилась.

Я сидел словно парализованный. В детстве я хотел знать, кто мой отец. Но к такой правде я оказался не готов.

А запись тем временем продолжалась.
— Ну вот и все, — отец улыбался от счастья, но ничего ужаснее этой улыбки я в жизни не видел. — Мальчик, значит, я не зря записываю это видео. Мальчик!

Экран снова погас, но через секунду лицо отца появилось в кадре. Эту часть он записывал явно в другой день — на его лице появился свежий шрам.

— У меня возникли некоторые трудности, ведь я обещал отпустить твою мать. А новых девок у меня нет, поэтому пришлось сыграть в одного, — спокойно начал говорить он все тем же механическим голосом. — Как бы то ни было, мне нужно оставить тебе эту запись. Эту инструкцию. Я хочу, чтобы ты стал таким, как я. Нет, я не про внешность, хотя, может, тебе тоже понравится играть. Я хочу, чтобы ты продолжил очищать этот мир от этих поганых сук. Я точно знаю, что твоя мать отдаст тебе кассету. Ведь я запугал ее, что буду следить за вами каждый день до твоего восемнадцатилетия, пока кассета не окажется у тебя в руках. А потом я убью ее, как убивал остальных сук. Поэтому смотри внимательно.

Фокус камеры сместился с лица моего отца на стену за ним. Я вгляделся и увидел в полумраке кучу рамок, как у коллекционеров бабочек. Камера приблизилась, и меня чуть не стошнило — вместо бабочек в каждой рамке под стеклом были женские половые губы.

— Это мои трофеи, — отец продолжал за кадром, — я помню их всех. А тут у меня их больше сотни. Видишь, пустая в центре? Эту я оставил для твоей матери. Ты тоже можешь собирать трофеи, не обязательно такие же. Просто их я выбрал,потому что они похожи на крылья бабочек, — отец снова рассмеялся.
— Посмотри сюда, эта моя коллекция оружия, — он навел камеру на стол, где лежали ножи, целый набор скальпелей, а еще дубинки и плети. — Не люблю их сразу убивать. Сначала их нужно отбить, как мясо для бифштекса. А здесь у меня готовиться новый экземпляр, — он сместил камеру на какую-то койку. На ней под покрывалом что-то или кто-то лежал.

Пару секунд картинка прыгала — он устанавливал камеру. Потом он появился в кадре, помахал мне рукой и сдернул покрывало. На койке был труп девушки. Он уже начал разлагаться, руки и ноги были отрезаны от тела, на лице застыла маска смерти.

— Теперь я устрою тебе открытый урок на тему “Что нужно делать с этими тупыми суками, когда они сдохнут”, — в руке у отца блеснул скальпель.

Меня вырвало.

И я, наконец, смог сдвинуться с места. Я выключил телевизор, вытащил кассету из проигрывателя, бросил на пол и начал топтать. Она треснула пополам. Я вытащил пленку и начал рвать ее. Это ужасно! Теперь я понял, почему мать не любила меня. Как можно любить сына такого монстра?

Я уничтожал кассету. Ее остатки я сжег на помойке за домом. И я бы хотел не вспоминать это все, только вчера вечером в метро я увидел человека, у которого на лысом затылке была выбита свастика. Я убежал до того, как этот человек повернулся ко мне лицом.