Случилось это летом, как раз в разгар грибной поры. В выходной решил я отправиться на "тихую охоту". Надел сапоги, прихватил старенькую энцефалитку для защиты от злющих комаров. И направился на своем стареньком жигуленке от Вуктыла в сторону Подчерья. Начал слегка моросить дождь, но я надеялся, что это ненадолго.
Остановил машину на пригорке и пошел к белеющему невдалеке березнячку. Долго бродил по лесу. Урожай, почему-то в этот раз был невелик, да и дождь моросил не переставая. К обеду я промок, что называется, до нитки. На обратном пути углубился в ельник, что рос вдоль взгорья, расположенного не так далеко от дороги, где я оставил машину. 
На могилу я вышел неожиданно. Деревья надежно скрывали ее от посторонних глаз. Было тихо и сумерки. Даже земля почему-то здесь была сухой и теплой. Про то, что в этих местах расположено кладбище, где во времена находящейся здесь колонии хоронили заключенных, я знал давно. Колонию расформировали, кладбище заросло... Эта могила находилась в отдалении от других. По-видимому, когда-то ее навещали родственники усопшего заключенного: на еле заметном, заросшем могильном холмике пирамидкой торчал вытесанный из камня памятник. По краям могилы - четыре железных столба, уже проржавевшего от времени, с обрывками ржавых цепей, по величине звеньев смахивающих на якорные. Когда-то вырубленная на камне надпись стерлась... 
Надоедливое шуршание дождя внезапно кончилось, словно я ступил под огромный стеклянный купол. Ни ветерка, а воздух - теплый и застоявшийся, как в проветренном летнем погребе. Бесконечная усталость внезапно сковала все мои конечности, и я опустился под дерево. Достал из рюкзака термос, бутерброды. 
После кружки горячего чая душа стала наполняться благовеньем трепетом, и я мысленно обратился к лежавшему под холмиком:"Кто же ты такой, братец?! И как тебя угораздило оказаться здесь? Наверное, твои родные места далеко отсюда...". Вдруг какое-то ровное тепло мягко коснулось моего темени, отчего мурашки побежали по телу. Ощущение было такое, как в детстве, словно гладят тебя по голове и что-то тихо и ласково говорят, говорят, говорят... Я уже не дрожал от сырости, противно свернувшейся под одеждой.
Я решил выпить вторую кружку чая, решил, что это будет за упокой души усопшего. А под конец трапезы я положил кусочек хлеба с колбасой на еле приметный холмик. Когда я уходил, то ощущение присутствия кого-то за спиной не покидало меня.
Но выйти к дороге сразу мне не удалось. Не знаю, сколько я плутал по лесу: может час, а может , два. В голове ни единой мысли, словно не я, а кто-то, незнакомый мне, поселился внутри меня и водит, водит по лесу... Когда пришел в себя, то не поверил своим глазам. Я стоял опять под теми же деревьями - раскидистыми елями рядом с могилой. "Вот дурень, - в сердце ругнулся я, - надо же потерять столько времени!". Напролом, срезая угол, припустил я к дороге. Но шагов через десять меня опять стало поворачивать направо. Я весь напрягся, мысленно и физически противясь этой бесцеремонности и странной силе, но тут что-то внезапно лопнуло внутри меня, в голове стало бездумно и пусто, словно вынули мозг. Как в калейдоскопе, закружились вокруг деревья, кусты, и я, ничего уже не соображая, растворился в дождливой хами заколдованного, ставшего вдруг незнакомым мне леса. 
...Не помню, в третий или в четвертый раз я оказался на том же самом месте. В лесу стало темнеть. Я глянул на часы: начало восьмого. И тут до меня дошло... С паническим ужасом я покосился на памятник. Какое-то еле заметное свечение парило над холмиком. Я почувствовал, как под кепкой у меня зашевелились волосы. Правая рука сама, без подсказки, поползла ко лбу, и я три раза истово перекрестился. Надо сказать, что до этого я был атеистом и ни во что не верил. 
Повернувшись на сто восемьдесят градусов на деревянных, негнущихся ногах, я поковылял прочь, мысленно обращаясь к Всевышнему: "Помоги, помоги мне выбраться отсюда!".
"Десять, двадцать, тридцать...",- отмерял я про себя шаги. Отойдя подальше, я с облегчением вздохнул, достал платок и вытер мокрое лицо. В следующее мгновение я сорвался с места и как угорелый ринулся к дороге. Поскользнулся на мхе и на спине съехал с горки вниз. Не замечая хлюпанья воды в сапогах, насквозь промокшей спины, я мчался вперед, потому что знал: стоит остановиться, и мне уже не выбраться из темнеющего леса.
И все-таки я выбрался! Добрался до машины, залез в нее, захлопнул дверцу, завел мотор и под его утробное гудение ощутил, что нет никого на свете счастливее меня.
С того злополучного дня стала седеть моя цыганская борода. И теперь, выезжая за грибами, я старательно обхожу этот участок пребывающего в настороженном сне заколдованного леса.